РОЛЬ ИСЛАМА В ФОРМИРОВАНИИ ЭТНИЧЕСКОГО СОЗНАНИЯ ТЮРКСКИХ НАРОДОВ ПОВОЛЖЬЯ
Виталий Родионов, доктор филологии, профессор
.
Аннотация (название презентации). Проблема этнического сознания тесно связана с вопросом этнического бессознательного, психологической характеристикой народа, поэтому она требует использования в научном анализе динамического метода. Изучение смены главных идеологических доминант этноса в переломные для него периоды позволяет установить повторяющиеся парадигмы (константы) культуры, а этимологизация этнонимов способствует восстановлению этнических процессов в регионе. В дозолотоордынский период (IX – первая треть XIII в.) в Поволжье сложился средневековый булгарский этнос (самоназвание bülär / pülär) c двумя конфессиональными группами: мусульман (в ней преобладало городское население) и язычников-двоеверцев). В золотоордынский период (вторая треть XIII – первая четверть XV в.) булгарское городское население, дифференцируясь в мусульманской среде (в отличие от военного сословия Улуса Джучи tatar), называло себя этноконфессионимом besermen (< musliman). По такому же принципу горожане идентифицировали своих единоплеменников-земледельцев конфессионимом s΄uvas΄, что означало ‘язычник’, ‘проводящий обряд s΄uva’ (< др.-тюрк. joγ+ aq). В казанский период (вторая четверть XV – середина XVI в.) булгары-мусульмане влились в состав военно-феодальной знати Казанского ханства, а булгары-язычники, трансформируя конфессионим в этноним, образовали этнос с неполной социальной структурой (chuvasch < тат.). В московский период (середина XVI – середина XVIII в.) обострилось противостояние мировых религий и активировались ассимиляционные процессы, что изменили этническую и конфессиональную карту региона.
Ключевые слова: этническое сознание, конфессионим, булгары, татары, чуваши.
THE ROLE OF ISLAM IN THE FORMATION OF ETHNIC CONSCIOUSNESS
OF THE VOLGA REGION TURKIC PEOPLES
Vitali Rodionov, Doctor of Philology, Professor
Chuvash State University named after I.N. Ulyanov, Russia
Abstract. The problem of ethnic consciousness is closely connected with the question of the ethnic unconscious and psychological characteristics of people, so it requires the use a dynamic method in the scientific analysis. The study of change of the main ideological ethnos dominants during the periods critical for them, allows establishing repetitive paradigms (constants) of culture, and the etimologization of ethnonyms promotes restoration of ethnic processes in the region. Before the Golden Horde period (IX – the first third of the XIII century) in the Volga region the medieval Bulgar ethnos (self-name bülär/pülär) with two confessional groups has developed: Muslims (it was dominated by the urban population) and pagans who practices two different religions). In the Golden Horde period (second third of XIII – first quarter of the XV century) Bulgarian urban population differentiated among Muslims (unlike the military class of Ulus Dzhuchi’s tatar), called himself by an etnoconfessionym besermen (< musliman). By the same principle the citizens have identified their fellow countryman-farmers by a confessionym s΄uvas΄, which meant ‘pagan’, 'conducting the ceremony s΄uva’ (
KeyWords: ethnic consciousness, confessionym, Bulgars,Tatars,Chuvash.
İDİL TÜRK HALKLARININ ETNİK BİLİNCİNİN OLUŞUMUNDA
İSLAMIN ROLÜ
Vitaliy Rodionov, Prof. Dr., İ.N. Ulyanov adlı Çuvaş Devlet Üniversitesi, tel. 8 927 860 24 02, adres: Rusya Federasyonu, Çuvaş Cumhuriyeti, Çeboksarı, Moskovskiy pr., apt. 19, blok 7, d. 51
.
Özet (sunumun adı). Etnik bilinç sorunu, etnik bilinçsizlik sorunu ve halkın psikolojik karakteristiği ile ilgili, bu yüzden bilimsel araştırmada dinamik metodun kullanılmasını ister. Halkın dönüm noktalarında ana ideoloji değişiminin araştırılması, kültürün tekrarlayan paradigmalarını (devamlılıklarını) tespit etmeye, halk adlarının etimlojisi ise bölgede geçmiş etnik süreçlerin meydana getirilmesine yardımcı olur. Altın Orda önceki dönemde (IX – XIII yy. ilk üçte birinde) İdil bölgesinde ortaçağ bulgar halkı oluşur (kendi adı bülär / pülär). Bu halkın iki din grubu vardı: müslümanlar (burada çoğu şehirliler vardı) ve iki dinli payenler. Altın Orda döneminde (XIII y. ikinci üçte birinde – XV y. İlk çeyreğinde) bulgar şehirlileri, müslüman arasında ayrılarak (Cuci Ulusu tatar asker kastından farklı olarak), kendileri besermen (< musliman) adıyla adlandırmıştı. Aynı prensibe göre şehirliler kendi vatandaşlarını, tarımcıları s΄uvas΄ din adıyla adlandırmıştı. Bu söz ‘payen’, ‘s΄uva törenini yapan’ (< Eski Türk joγ+ aq) anlamını taşır. Kazan döneminde (XV y. ilk çeyreğinde –XVI y. ortasında) bulgar-müslümanlar Kazan Hanlığının asker soylularının grubuna girmiş. Bulgarlar-payenler ise, din adını halk adına çevirerek tam sosyal yapısı olmayan halkı oluşturmuş (chuvasch < Tat.). Moskova döneminde (XVI y. ortasında – XVIII y. ortasında) dünya dinlerinin birbirine karşı mücadelesi şiddetlemiş ve asimilasyon süreçleri aktifleşmiş. Bu süreçler bölgenin etnik ve din haritasını değiştirmişler.
Anahtar kelimeler: etnik bilinç, din adı, bulgarlar, tatarlar, çuvaşlar.
В советской историко-археологической науке, как справедливо отмечает И.Л. Измайлов, утвердилась чёткая схема, в основе которой лежал «постулат о соответствии археологической культуры определённому этносу, и эссенциалистская концепция этноса» (1). В качестве альтернативной методики изучения средневековых этнических общностей, в том числе и булгарского этноса, татарский исследователь выдвигает палеоэтнологию, взаимодействующую с этноархеологией. Основой для подобной системной методики является, как полагает учёный, изучение средневековой булгарской ментальности, как источника сведений о ключевых аспектах этнополитической и этноконфессиональной идентификации (1). Хотя удовлетворительного определения понятия «менталитет» в исторической этнологии пока не существует, но ведущие специалисты понимают его как «совокупность сознательных и бессознательных установок», сопряжённых с этнической традицией (2). Рассматривающие И.Л. Измайловым отдельные стороны менталитета (принцип противопоставления этнообразующих факторов и этнических признаков, появление отчётливого самосознания своей общности и отличия от других) в подобных исследованиях непременно должны быть основополагающими. Не менее важными аспектами являются выявление неизменных поведенческих и коммуникативных моделей этноса, изучение действий психологических защитных механизмов традиционного сознания, обнаружение внутриэтнического конфликта и т. д.
Проблема этнического (традиционного) сознания тесно связана с вопросом этнического бессознательного, психологической характеристикой народа, поэтому она требует использования в научном анализе динамического метода. Изучение смены главных идеологических доминант этноса в переломные для него периоды позволяет установить повторяющиеся парадигмы (константы) культуры, а этимологизация этнонимов способствует восстановлению этнических процессов в регионе.
Парадигматическими формами этнического сознания являются этнические константы, которые «неизменны на протяжении всей жизни этноса, а ценностная ориентация может меняться, она является результатом свободного выбора людей» (3). При этом исследователь обязательно должен отделять истинные ценности от «образа для других», который создаётся с целью коммуникации (например, письменно зафиксированные ответы булгар на вопросы иностранцев-путешественников). По мнению С.В. Лурье, общим принципом исследования этнических констант может являться изучение того, как та или иная ценностная система представлена в сознании народа, адаптирована народом, какой подвергнута корреляции, чтобы стать совместимой с этническими константами данного народа.
Если этнические константы действительно не меняются от начала формирования до полного растворения этноса в новых сообществах, то они в той или иной степени должны отражаться в его эндоэтнониме (самоназвании). «Именно анализ этнонима и стоящего за ним самоназвания,- пишет И.Л. Измайлов, - а не бессодержательная лингвистическая эквилибристика названиями или ненаучная попытка объяснить смену этнонима “навязыванием” его этносу извне, даёт исследователю ключ к пониманию последовательной эволюции этноса как его постепенной трансформации или череду “взрывов” этничности, ведущих к коренной их смене и формированию нового этноса» (4).
Основными периодами исторических процессов в средневековом Поволжье являются дозолотоордынский (IX – первая треть XIII в.), золотоордынский (вторая треть XIII – первая четверть XV в.), казанский (вторая четверть XV – середина XVI в.), московский (середина XVI – середина XVIII в.). Вышеперечисленные периоды социально-политических сообществ не в точности совпадают с этапами этногенетических процессов, но они, как нам представляется, помогают создавать их исторический фон, контекст.
Началом формирования волжских булгар принято считать вторую половину IX в., когда в результате различных военно-политических коллизий «здесь складывается три сильных этнополитических объединения – булгары, эсегел и берсула (5). Именно между ними разгорелась борьба за гегемонию» Хотя действительно нет никаких оснований считать, что сувары стремились сохранить язычество, но, на наш взгляд, они в формирующемся государстве ( X в.) всё же представляли определённую этнополитическую силу. Следует учесть, что к 1074 г. в тюркском мире («Диван Лугат ат-Турк» Махмуда ал-Кашгари) знали всего два наречия языка волжских булгар: булгар и сувар). Вполне возможно, что сувары в этнокультурном плане были более близки к берсула (эти племена мигрировали с Северного Кавказа). Но название сувар никакого отношения не имеет к этнониму чăваш (<çăваç)(6). В итоге межплеменной конкуренции в качестве официального политического этнонима утвердилось, как известно, название наиболее влиятельного и сильного племени булгар (bulγar), произносимый самими носителями этнического сознания (этнофорами) как bülär (7). При этом следует помнить, что эндоэтнонимы некоторых булгарских племён сохранились в названиях ряда городов, а также родовых фамилий из этих метрополий вплоть до XIV в. Например, в текстах булгарских эпиграфических памятников того времени их бывшие племенные названия представлены как mün suwar jali ‘община Великого Сувара’, mün Bülär ‘Великий Бюляр’ (8). Эти эпитафии оставлены мусульманским населением Булгарского вилаята Улуса Джучи.
Итак, в дозолотоордынский период (IX – первая треть XIII в.) в Поволжье сложился и развивался средневековый булгарский этнос с самоназванием bülär / pülär. В пользу такой гипотезы выступает следующая народная этимология, прочитанная путешественником Абу Хамидом ал-Гарнати (1135 – 1136) в «Истории Булгар»: «А учёный у них называется балар, поэтому назвали эту страну “Балар”, смысл этого “учёный человек”, и арабизировали это, и стали говорить “Булгар”» (9). Здесь, очевидно, подразумеваются древнетюркские слова bil- ‘знать, ведать’ и er ‘муж, мужчина’(10).
Далее следует говорить о языке волжских булгар. Ф.С. Хакимзянов допускает, что в Волжской Булгарии еще в начальный период её сложения соперничали r- и z-языки, в дальнейшем двуязычие сменилось господством второго (огузо-кыпчакского) языка (11). Аргументация исследователя опирается на тот факт, что в рукописи Ахмед ибн Фадлана «Рисала» (Записки) встречается двоякое написание одного и того же гидронима: Джавшыз и Джавшыр. В этой же рукописи общеизвестное племенное название «сувар» написано как «суван». А.П.Ковалевский полагал, что это ошибочное написание слова «суваз» (12). Отсюда можно понять, что переписчики рукописи ибн_Фадлана, не зная подлинного названия неизвестных им гидронимов и племён, могли легко перепутать их отдельные буквы, в особенности в конце слов. Как известно, булгарские заимствования в языках соседних народов (удмуртов и коми, мари и мордвы) отражают только r-язык, они расположены в пределах X - XIV вв. (13).
Не имея особого желания включиться в давний спор о наличии или отсутствии среди булгар так называемых «язычников», следует заметить, что позиция того или иного участника в дискуссии строится методом исключения третьего. Действительно, Волжская Булгария с самого начала известна как официально принявшая ислам страна. Всё же категорично утверждать о том, что в X – XIII вв. в этом государстве жили только мусульмане, невозможно по ряду объективных причин. Во-первых, внедрение в традиционный образ жизни народа основы новой религии во всех известных странах затягивалось на несколько веков, в том числе и в Киевской Руси. Во-вторых, современный чувашский язык, а вместе с ним и традиционная народная культура (обрядовые комплексы, мифология) чувашей и казанских татар-кряшен (они как по названию, так и по структуре совпадают полностью) являются наследием волжских булгар и генетически восходят к непрерывным традициям древних тюрков (14). Признание их исконности и исторической непрерывности вынуждает признать и тезис о наличии в культуре волжских булгар мощного языческого слоя. В-третьих, если не подвергать сомнению ряд категоричных утверждений мусульманских путешественников-проповедников о поголовной исламизации булгар, то мы обязаны полностью признать и следующее противоположное сообщение венгерского путешественника и католического миссионера Юлиана (XIII в.): «Великая Булгария – великое и могущественное царство с богатыми городами, но все там – язычники. В том царстве говорят в народе, что вскоре они должны стать христианами и подчиниться римской церкви, но дня, как говорят, они не знают, а слышали так от своих мудрецов» (15). Булгарию он называет «языческим царством», что, конечно, не полностью соответствует действительности. Можно лишь полагать, что автор здесь подразумевает не официальную религию, а реальную обрядовую жизнь простых булгар, которые, считаясь мусульманами, на практике придерживались ранних традиций предков. Истина находится, скорее всего, где-то посередине. Мусульманские путешественники в Волжской Булгарии получали информацию в первую очередь от своих единоверцев-булгар, а католик Юлиан общался с представителями других конфессий, прежде всего с приверженцами народной религии. При этом не следует забывать, что кроме официального ислама всегда существовал ещё так называемый народный ислам, в котором официальная религия синтезировалась с доисламской религией этноса. Как известно, в чувашском языке представлены ранние арабские и персидские заимствования дозолотоордынского периода, среди которых имеются и слова, связанные с мусульманской терминологией, а в традиционной этнической религии много мотивов мусульманского происхождения, часть которых восходит к домонгольской эпохе(16). Всё это говорит о том, что предки современных чувашей соприкасались с мусульманской цивилизацией еще до образования Казанского ханства и тесного общения с золотоордынцами.
Здесь уместно заметить, что в конфессиональном сознании народов Поволжья всегда существовало двоеверие, в особенности среди крестьянского сословия. Например, крещёные татары (керǝшен) в XIX в. разделялись, по сообщению И. Софийского, даже на три разряда: 1) чиста, таза или чий керǝшен; 2) кара керǝшен и 3) ак керǝшен(17). Первые «меньше других своих единоплеменников подверглись изменению в религиозно-нравственном состоянии, более других сохранили у себя чистых языческих верований». Это – татарин крещёный, но не просвещённый, не наученный вполне истинам новой религии, не забывший прежней религии, не оставивший языческих обрядов и суеверий». Вторые характеризуются сравнительно большею преданностью христианской вере, а третьи – исламу. В терминологии отражена оценка трёх конфессий, из которых самую высокую оценку получает ислам, затем – язычество. Презрительное отношение к христианам объясняется их потерей своей первоначальной (чистой) веры.
О конфессиональной ситуации в Волжской Булгарии в первой трети XIII в. можно догадаться из неординарного события, происшедшего в её столице в 1229 г.: один из булгарских купцов-мусульман перешёл в православие и стал публично выступать против своей бывшей религии. Данный исторический факт известен из сохранившегося «Жития св. мученика Авраамия, мученика Булгарского», изданного в 1874 г. в переводе с русского на чувашский язык. «Авраамий восхотел быть проповедником учения Христова между ними, - сообщает автор биографии Авраамия Булгарского, - во время ярмарки в городе Булгаре, когда стеклось туда множество народа, он вдруг, вместо обычного занятия торговлею, начинает всенародно благовестить согражданам своим Господа Иисуса Христа и убеждать их сделаться подобно ему, христианами. Изумлены были булгары неожиданною проповедью дерзновенного исповедника Христова, считали его за помешанного. Они старались его самого отвратить от Христова веры, а потом, когда он мужественно отверг все льстивые речи и угрозы нечестивцев и объяснил, что готов умереть за исповедуемого Христа Иисуса, предали жестоким мукам и много дней томили его, принуждая отречься от св. веры. Видя непреклонность Авраамия в св. вере, изуверы предали его к казни: отсекли ему ноги, руки, и голову. Это было 1 апреля 1229 года» (18).
Булгарский город на правобережье Волги и центр отдельного княжества (Ошел / Ашлы) был сожжён русским князем Святославом в 1220 г. Через девять лет, вскоре после публичной казни Авраамия в Великом городе (Биляре), начался грандиозный пожар и в течение нескольких дней выгорел почти весь город. Если с запада угрожали русские князья-христиане, то с востока и юга к булгарам пробирались монголы-язычники (1223, 1232). На этом фоне слухи, распространённые в народе (они услышаны и зафиксированы венгерским монахом Юлианом в 1236 г.) могут быть весьма достоверными, поэтому позволяют восстановить психологическое состояние булгар перед нашествием монгольских орд. В тот период этническое сознание булгар значительно продвинулось в сторону конфессионального сознания: у одних оно резко обострило их религиозные чувства, у других, наоборот, появились большие сомнения в истинности своей веры. Такая ситуация могла создаваться лишь в условиях наличия конкуренции между конфессиями в разных социальных слоях общества. Например, Авраамий, как купец, был заинтересован в общении с Владимирским княжеством, интересы других купцов были направлены на мусульманский Восток. Большая часть булгарских крестьян, живущих по традиционному земледельческому обрядовому календарю (он сохранился у чувашей и кряшен, как уже было отмечено, вплоть до XX в.), являлись если не чистыми приверженцами народной веры, то во всяком случае двоеверцами.
Периодом смены былого самоназвания (эндоэтнонима) булгар следует считать вторую половину XIV – первую четверть XV в., когда в результате природных катаклизмов и состояния смуты в Улусе Джучи произошла массовая миграция как булгар, так и кыпчаков-золотоордынцев в более спокойные и безопасные районы государства. Д.М. Исхаков и И.Л. Измайлов считают, что одной из главных причин упадка Улуса Джучи являются наступившие во второй половине XIV в. природные катаклизмы: усыхание степной зоны, уменьшение количества выпадавших осадков, повышение уровня Каспийского моря и т.д. (19). Распространение эпидемии бубонной чумы в середине этого века, а также разрушение булгарских городов в 1361 г. стали основными причинами исчезновения основной части булгарской городской знати, вместе с ней из сферы письменной культуры постепенно вытеснился исконный огуро-булгарский язык (r-язык).
Аналогичные этногенетические процессы в тот период проходили во всём евразийском пространстве, в том числе на Руси. В результате распада Улуса Джучи в отдельных его областях постепенно формируются новые этносы, этническое сознание которых отражает либо названия господствующей элиты, хана (Чагатай, Узбек, Ногай), либо названия местности, города (казанцы, крымцы), при этом «почти все они сохраняют макроэтноним «татар» (20).
Попутно необходимо внести в широко известную теорию этноса Л.Н. Гумилёва некоторые коррективы. Как известно, полным циклом функционирования любого этноса учёный считает 1200 лет. Но продолжительность функционирования этноса волжских булгар размещается, как мы увидели, примерно в рамки шести веков (ровно половина гумилёвского 1200-летнего цикла). Такое своеобразие следует объяснить особенностью евразийской степи и лесостепи (21). Как известно, данная территория континента весьма чувствительна к изменениям климата: их территории постоянно смещались и смещаются то к северу, то к югу попеременно. На основе вышеперечисленных методологических предпосылок можно объяснить этногенетические процессы и потомков волжских булгар – казанских татар и чувашей, которые начиная с XV в. составляли две взаимосвязанные конфессиональные группы поволжских тюрков: мусульман и приверженцев народной религии (так называемых «язычников»). Эти группы образовались у волжских булгар ещё в X в., когда они в 922 г. официально приняли ислам.
Следует вновь возвратиться к периоду смены в Улусе Джучи этноконфессионального сознания населения (суперэтноса), прежде всего тюркоязычных этнических образований. В данный период феодальные раздоры золотоордынских ханов стали сопровождаться обвинениями в адрес своих врагов в отступлении от веры, требований ислама. Например, о второй половине XIV в. татарский писатель Хюсам-эд-дин Булгарский (XVI в.) писал так: «И наши булгары славились своим развратом. Учёные законными уловками разрешали брать проценты, а равно, много было грехов прелюбодеяния и смертоубийства; по причине же пьянства оставили джуму, оставили обряды, употребляемые после пятикратных молитв; считали позволенным пить бузу и пиво, говоря, что нет у нас мисра, оставили сборное моление, порицали имама Шафи, говоря, что его слова – пустословие; также оставили аид (духовные праздники): стали весьма грешны противу всевышнего бога» (22). Как далее сообщает татарский писатель, Аксак-Тимур (Булгар был разрушен Пулат-Тимуром в 1361 г.) полностью разрушил г. Булгар, повесил 36 учёных, а уцелевший народ приказал разогнать в разные стороны, наказав, чтобы они там не обитали. Булгар обвинили, что они джуму не исполняли прежде всего в сёлах. По искреннему признанию самого автора сочинения, булгары действительно были не сведущи в сунне. Очевидно, в период господства монгол-язычников, а также нового возрождения булгар в первой половине XIV в. система традиционных религиозных институтов была значительно разрушена, а местная знать стала противопоставлять себя неофитам Улуса Джучи и в плане конфессиональных течений (оно в исламе чрезмерно возвышало культ святых, максимально приближая его к культу предков язычников и двоеверцев).
Если задуматься над проблемой возникновения и исчезновения эпиграфических памятников в Волжской Булгарии конца XIII – первой половины XIV в., то возникает ряд логически построенных вопросов, которые требуют исторического обоснования и объяснения. Например, таким путём Д.М. Исхаков и И.Л. Измайлов (они ссылаются на сочинение Ю. Шамильоглу) приходят к мысли о наличии тесной связи между исчезновением r-язычных эпиграфических памятников и исчезновением городской булгарской знати с глубокими этнокультурными корнями (23). Логическим продолжением вышеизложенного предположения является допущение, что новая булгарская знать, заменившая старую, уже пользовалась небулгарским (z-языком), то есть кыпчакским языком.
В связи с языковой ситуацией в Булгарском улусе Золотой Орды в конце XIII - начале XIV в. следует опять возвратиться к эпиграфическим памятникам этого времени. Самые первые датированные памятники, приведённые в вышеназванных сочинениях Ф.С. Хакимзянова, написаны как на z-, так и на r-языках. На первом памятнике (12..) место погребения имеет название zijarät, а на втором (1299) - его изменённую форму zerät. Начиная с 1311 по 1357 гг. все датированные памятники со словом zijarät написаны на огузо-кыпчакском языке (таких памятников всего десять, в остальных z-язычных текстах даты не поставлены), кроме трёх булгароязычных памятников (они имеют следующие даты: 1346 и 1349 гг.). Основная часть r-язычных текстов содержит лексему bälük (35 памятников). Кроме того, три текста, относящиеся к z-языку, содержат более древнюю форму belgi [сравните древнетюркское belgü ‘(при)знак, примета’] (24).
Итак, выявленные особенности текстов булгарских намогильных памятников позволяют выдвинуть следующие предположения: 1.Традиция установки памятников становилась одновременно на z- и r-языках. 2. Слова, означающие понятие «могила» на первом языке писали в более архаичной и точной к арабскому оригиналу форме, чем на втором (zerät). 2. Исконно булгарской традицией является использование древнебулгарского слова, первоначально означавшего понятия «знак, метка» (bälük). Данное древнебулгарское слово проникло в венгерский язык в форме bélyeg ‘марка, знак’, ‘метка’,’тавро’, ‘клеймо’(25). Доказательством вышесказанному служит и следующий факт. Ф.С. Хакимзянов удачно заметил и подтвердил, что два памятника, сохранившиеся на кладбище современного села Иски-Рязяп Куйбышевского района Татарстана принадлежат отцу (Анбала сына, Хасану) и его сыну (Амбала сына, Хасана, сына хаджи Бу)(26). На могиле отца (он умер в 1345 г.) поставлен памятник с текстом на чистом z-языке и со словом zijarät. Дата смерти сына не известен (он мог быть моложе отца на 20 – 30 лет), его эпитафий написан на r-языке и со словом bälük. Это древнебулгарское слово к тому времени обрело совершенно новое значение: «памятник». Идентичное же содержание придаёт ему Ф.С. Хакимзянов. Как известно, в чувашском языке в таком значении оно существует по настоящее время (палăк < bälük). Возвращаясь к языкам текстов на могилах отца и сына, следует исследователям задуматься над следующим вопросом: почему мастера (или члены семьи) первому предпочли z-язык, а второму – r-язык? Очевидно, выбор языка эпитафий зависел от языковой установки в семье и обществе. Обычно язык семьи меняется в результате отрыва от своей традиционной среды обитания, поэтому Хасана следует отнести к мигранту первого или же второго поколения (по всей видимости, он вместе с родителями мигрировал в Булгарский улус из кыпчакских степей). Его сын, будучи мигрантом уже второго или третьего поколения, полностью освоил язык и традиции своей среды, то есть он обулгаризировался. Данный факт относится не к чисто этническим, а к социокультурным явлениям булгарского общества в условиях существования супергосударства Улуса Джучи. Всё же прав Н.И.Егоров: традиции установления эпиграфических памятников на могилах умерших в булгарскую среду проникли через мигрантов-мусульман с южных и восточных улусов Золотой Орды (27). Не успев полностью сложиться, очередной (второй) этап исламизации народов Поволжья прервался, как уже было отмечено, в последней четверти XIV в.
В золотоордынский период (вторая треть XIII – первая четверть XV в.) булгарское городское население, дифференцируясь в мусульманской среде (в отличие от военного сословия Улуса Джучи tatar), называло себя этноконфессионимом besermen ( ‘могила, место посещения’) (29). Придерживающихся народной религии, которые на могилах умерших с древних эпох ставили bälük, они назвали конфессионимом s΄uvas΄, что означало, как уже было отмечено, ‘проводящий языческий обряд поминовения предков’.
Если смотреть на эти этногенетические процессы с точки зрения «внутриэтнического конфликта», который необходим для нормального функционирования любого этноса, следует обратиться к характеру взаимодействия между различными группами русского этноса. В таком суперэтническом образовании, как Российская империя, внутренний конфликт созревал вокруг образа правителя (царя). Модель взаимодействия внутриэтнических групп в русском обществе (с одной стороны, государство, а с другой – община) была унаследована, следует думать, от сложившихся ещё в Золотой Орде государственно-правовых традиций. Но взаимоотношения русских княжеств с ханами Улуса Джучи были несколько иными, чем, например, у народов Поволжья. Если у первых была сохранена высшая национальная элита (княжеское сословие и духовенство) с её автономными правами, то у вторых управляли ханские феодалы (князья и мурзы), которые для местного населения являлись иноверцами, собирающими дань (хырăç ‘иноверческая подать в мусульманских государствах’). Князья и мурзы чувашского происхождения, вынужденные принять официальную религию Золотой орды и Казанского ханства, со временем полностью отатарились (перешли на золотоордынско-кыпчакский язык и культуру). В русских исторических документах они известны как горные служилые татары. От имени своих народов из местного покорённого населения выступали прежде всего сотные (çĕрпÿ) и десятные (вунпÿ), которые нередко исполняли и функции старейшины (руководителя общины), и языческого жреца. Именно они могли реально стать во главе народно-крестьянской оппозиции к власти.
Характер внутриэтнического конфликта в таких суперэтнических сообществах, как Золотая Орда и Казанское ханство, определялся следующими факторами: адаптационной потребностью оппозиционных этносоциальных групп (социальной элиты государств и крестьянских родо-племенных общин), их потребностью в выражении основных смыслов своих этноконфессиональных культур.
Итак, слияние мусульманско-городской части булгар (она представляла булгарскую элиту) с пришлыми кыпчаками-золотоордынцами (в их состав входили, очевидно, ряд городских сословий) способствовало сложению у другой (общинно-крестьянской) группы булгар самостоятельного этнического сознания (крестьянские общины, как известно, всегда стремились быть автономной самодостаточной целостностью). В результате подобного изменения конфессиональное сознание трансформировалось в этническое, но сохранив при этом былое противопоставление. Именно по этой причине чуваши, принимая ислам, сразу стали называть себя татарами, прежде всего подразумевая их религию.
В казанский период (вторая четверть XV – середина XVI в.) булгары-мусульмане постепенно влились в состав военно-феодальной знати Казанского ханства, а булгары-язычники, трансформируя конфессионим в этноним, образовали этнос с неполной социальной структурой (chuvasch < тат.). В московский период (середина XVI – середина XVIII в.) обострилось противостояние мировых религий и активировались ассимиляционные процессы, что изменило этническую и конфессиональную карту региона.
1- Измайлов И. : «Средневековые булгары: этнополитическая и этноконфессиональная общность» // История татар с древнейших времён: В семи тт. Т. II. Волжская Булгария и Великая степь. Казань, 2006, стр. 631.
2- Измайлов И. : Указ. работа, стр. 603.
3- Лурье С.В. : «Историческая этнология». Москва, 2004, стр. 603.
4- Измайлов И. : Указ. работа, стр. 632.
5- Измайлов И.: «Булгарское государство: образование, территория и население» // История татар с древнейших времён, стр. 124.
6- Родионов В.Г.: «О системах эндо- и экзоэтнонимов народов Урало-Поволжья» // Языковые контакты Поволжья: материалы Международного симпозиума. Казань, 2008, стр. 174 – 178.
7- Егоров Н.И. : «Динамика формирования национальных концепций идентичности у татар и чувашей: от конфессионального к этнонациональному» // Итоговые научные сессии 2011 – 2014 годов. Чебоксары, 2014, стр. 169.
8- Хакимзянов Ф.С. : «Новые булгарские эпиграфические памятники из Закамья» // Чувашский язык: история и этимология. Чебоксары, 1987, стр. 44.
9- Абу Хамид ал-Гарнати : «Путешествие Абу Хамида ал-Гарнати в Восточную и Центральную Европу (1131 – 1153)» // История татар с древнейших времён, стр. 781.
10- Древнетюркский словарь. Ленинград, 1969, стр. 98, 175.
11- Хакимзянов Ф.С.: «Язык эпитафий волжских булгар». Москва, 1978, стр. 22.
12- Ковалевский А.П.: «Чуваши и булгары по данным Ахмеда ибн Фадлана на Волгу в 921 – 922 годы». Чебоксары, 1954, стр. 14.
13- Федотов М.Р. : «Исторические связи чувашского языка с волжскими и пермскими финно-угорскими языками». Чебоксары, 1968. Часть 2.
14- Родионов В.Г.: «Этнос. Культура. Слово». Чебоксары. 2006, стр. 106 - 182.
15- Юлиан : «Известия Юлиана о венграх, булгарах и татарах» // История татар с древнейших времён, стр. 887.
16- Егоров Н.И : Указ. работа, стр. 174.
17- Софийский И.: «О киреметях крещёных татар Казанского края» // Известия по Казанской епархии за 1877 год. Казань, 1877, стр. 687.
18- Золотницкий Н.И.: «Избранные труды». Чебоксары, 2007, стр. 138 – 139.
19- Исхаков Д.М., Измайлов И.Л.: «Образование Золотой Орды и формирование средневекового татарского этноса (XIII – первая четверть XV в.)» // Татары. М., 2001, стр. 97 - 98.
20- Там же, стр. 95.
21- Родионов В.Г.: «Чăваш этносĕн аталану тапхăрĕсем» // Сăмах / Слово: 1993. Шупашкар, 1994, стр. 3 – 19.
22- Хюсам-Эддин Булгарский : «Из «Булгарских повествований» Хюсам-Эддина Булгарского» // История Татарии по документам и материалам. Москва, 1937, стр. 42.
23- Исхаков Д.М., Измайлов И.Л.: Указ. работа, стр. 98.
24- Древнетюркский словарь, стр. 93.
25- Федотов М.Р. : «Этимологический словарь чувашского языка». В 2 т. Чебоксары, 1996. Т.1, стр. 382 – 383.
26- Хакимзянов Ф.С.: «Эпиграфические памятники Волжской Булгарии и их язык». Москва, 1987, стр. 5 – 6.
27- Егоров Н.И. : Указ. работа, стр.175.
28- Родионов В.Г.: «К проблеме реконструкции чувашского обрядового комплекса çу» // Чувашский гуманитарный вестник. Чебоксары. 2007/2008. № 3, стр. 53 – 62.
29- Хакимзянов Ф.С.: «Язык эпитафий волжских булгар», стр. 83.